https://www.facebook.com/kosaken1945/posts/1306873739460503?__tn__=K-R
Все, что происходило в последние дни войны и в первые дни после капитуляции в штабе 15-го казачьего кавалерийского корпуса, было наполнено драматизмом. Надежда сменялась глубоким разочарованием. Обещания западных союзников о судьбе казаков оказались пустой болтовней. Слово чести британского офицера служило прикрытием действительных намерений союзников. Наконец, пробил час страшной правды.
15-й казачий корпус, непобежденный в войне, был безнадежно потерян. Выданный западными державами Сталину, он был обречен на гибель. О попытках немецких офицеров отвратить горькую судьбу от добровольческих частей и, особенно, от семей их служащих, в Федеральном военном архиве во Фрайбурге/Брайсгау имеется множество документов. Они потрясающим образом отражают часть той истории, которая не делает чести победителям 1945 года.
И все же эти события до сих пор волнуют многих людей. Слишком болезненные чувства оставляют они в душе каждого человека. Поэтому примем на себя роль хрониста, который выстроит события так, как они отразились в сознании многих очевидцев. 29 и 30 апреля в штабе шла напряженная работа. Генерал-лейтенант фон Паннвиц решил не ждать, как будут развиваться события в ближайшее время, а хотел оказать на них влияние собственными действиями.
Возник план, предложить западным союзникам, быстро наступавшим по территории Италии, обеспечить охрану аэродромов на территории Боснии и Хорватии для высадки их войск или отрядов коммандос. В качестве ответной меры командование казаков ожидало, что британцы возьмут к себе на службу казачьи части в виде полицейских сил, и разместят их где-нибудь на Ближнем Востоке.
Такое предложение открывало западным державам шанс получить доступ на Балканы, и оказывать влияние на их будущее развитие.
В штабе корпуса никто долго не думал, имеет ли вообще смысл такое предложение, и заинтересован ли в этом прежний противник. Некоторым офицерам, среди которых был граф цу Эльц, было поручено выполнение этого плана. Самолет «Физелер-Шторх» должен был доставить парламентеров в 8-ю британскую армию для переговоров. Но после того, как самолет еще на подлете к аэродрому был сбит, этот план испарился также стремительно, как и был разработан.
Его место заняли новые соображения. Но многие из них с самого начала оказывались невыполнимыми. Как, например, план, пробиться к казакам в Италию, чтобы затем вместе сдаться британцам. За эту идею, направиться в Италию еще до ухода оттуда Доманова, и соединиться с ним в Толмеццо, говорило многое, но только не реальность. Слишком многое уже не зависело от воли командования корпуса, и оно не могло еще больше ускорить отход из Хорватии. Повсюду партизанские отряды охватывали отступающие колонны, не давая им быстро покинуть страну.
Серьезно разрабатывался план вывода полков в Швейцарию, что, однако требовало предварительного установления контакта с этим нейтральным государством. Для этой операции достали «Ситроен». На нем ротмистр Хикви фон Гуденус в сопровождении ефрейторов Люкерта и Майстермана должен был отправиться в Женеву. Чтобы не опасаться подозрений полевой жандармерии, им были выданы фиктивные командировочные удостоверения. Из них следовало, что в Альпийском районе застряла очень важная колонна снабжения для казачьего корпуса, и этим троим поручено ее вызволить.
Граф цу Эльц имел еще одну заготовку. Он надеялся в Загребе через хорватского архиепископа Степинаца повлиять на Ватикан, чтобы он сыграл роль посредника при западных союзниках. Но об этом намерении в штабе корпуса он пока помалкивал. Во время поездки в Загреб в этот план он посвятил Гуденуса.
В Загребе начальник разведки корпуса - эту должность майор получил 25 февраля 1945 года - попытался выяснить общую обстановку. Посещение штаба группы армий «Е» ничего не дало. Осторожные высказывания майора, что казачьи полки, в отличие от немецких частей, имеют некоторые особенности, и поэтому надо использовать дипломатические каналы, чтобы добиться политического решения в их пользу, начальник оперативного отдела штаба группы армий «Е» отклонил, ссылаясь на приказы ОКВ.
Вопрос об общем быстром отходе с Балкан по военным соображениям в группе армий вообще не ставился. В связи с этим Паннвиц тоже должен был держаться. На этом разговор был окончен. Утром 1 мая 1945 года Гуденус и Эльц разыскали венгерского посла в Загребе Хуберта Паллавицини, о котором они знали, что у тот располагает хорошими контактами с Римом. Паллавицини предложил им поговорить о бедственном положении казаков не только с архиепископом, но и с хорватским генералом Перцевичем.
Хорватский генерал, принявший обоих немецких офицеров в тот же день, побледнел при первых же их словах. Сообщение о том, что казачий корпус планирует отход, его очень сильно испугало. «После этого Хорватия будет потеряна», возразил он офицерам упавшим голосом. Эльц и Гуденус согласились с ним, но продолжили, что для хорватского дела, с военной точки зрения, они уже не нужны, или почти не нужны. Лицо хорвата стало печальным. Прощания не было. Офицеры оставили полностью сломленного человека.
Разговор с архиепископом был назначен на утро следующего дня. В приемной епископа они встретили человека, который произвел на обоих немецких офицеров сильное впечатление. Эльц позже описывал его такими словами: «Я был поражен, когда встретил личность, которая ни своим видом, ни возрастом совершенно не соответствовала обычным представлениям о князе церкви. Нас встретил сухопарый человек среднего роста, лет сорока, и приветствовал нас почти по-военному, быстрыми движениями, не враждебно, но с серьезной сдержанностью. Его энергичные тугие черты лица, несмотря на бледность, имели не священническую мягкость, а скорее что-то от борца. Будучи типичным сыном своей Родины, чисто зрительно, со своими черными, как смоль, волосами и яркими темными глазами, он куда бы лучше смотрелся в пандурской форме, чем в облачении архиепископа».
Архиепископ Алоиз Степинац внимательно выслушал рассуждения офицеров о судьбе казаков, если они попадут в руки Советов. Он сразу же пообещал доложить поглавнику о заботах казачьего корпуса и дал понять, что полностью понимает опасения подобного рода.
Отношения архиепископа с хорватским руководством всегда были напряженными. Неоднократно Степинац выражал свое недовольство делами усташей, вредившими Хорватии и не привлекавшими к ней друзей. Не зная, к каким результатам приведет беседа архиепископа с поглавником, майор граф цу Эльц отправил генералу фон Паннвицу телеграмму, в которой говорилось, что теперь ничто не мешает отходу казачьего корпуса.
Офицер сознательно выбрал такую формулировку, которую можно было понять и так, что операция одобрена со стороны командования группы армий «Е». Угрызения совести, мучившие его из-за этого сознательного обмана генерала, он мог успокоить лишь мыслями о том, что обеспеченный таким образом выигрыш времени, может быть, сыграет решающую роль для спасения корпуса. Но оставалась неловкость оттого, что пришлось применить этот трюк, чтобы генерал фон Паннвиц чувствовал себя в полной уверенности, что отход казаков нашел одобрение у высшей командной инстанции.
Вечером 3 мая 1945 года граф цу Эльц снова посетил хорватского архиепископа, чтобы услышать от него, можно ли рассчитывать на вмешательство Ватикана. Степинац дал ему малоутешительный ответ, что в настоящий момент даже архиепископскому ординариату невозможно связаться с Ватиканом, так как нет ни телефонной, ни телеграфной связи.
Когда немецкий майор сообщил архиепископу, что тот в случае возможного перемещения своей резиденции из Загреба в любое время может рассчитывать на помощь немецкой стороны для себя и своих сотрудников, лицо князя церкви окаменело. Чрезвычайно резким тоном он отверг это сильно задевшее его предложение. Никто из архиепископского дворца не собирается покидать Хорватию. Их место именно в этот трудный для народа час было здесь, а не где-нибудь еще. После извинения графа цу Эльца, что он ни в коей мере не собирался его обидеть, остаток разговора снова пошел по дружескому пути.
Перед дворцом архиепископа граф цу Эльц встретил хорватского министра Миле Будака, который производил впечатление человека, только что получившего ужасное известие. Очевидно, многие хорватские руководители только сейчас поняли, что пробил последний час независимого хорватского государства.
Ротмистр Гуденус тем временем направился в Швейцарию. Из Загреба он без остановок хотел доехать до Граца. 4 мая Эльц еще пробыл в Загребе. Хотя на улицах города пульсировала оживленная жизнь, на лицах людей не было видно обычной радости. Они были озабочены. По городу ползли слухи. Так, например, говорилось, что словенские партизаны разорвали дружбу с Тито, потому что не хотят идти коммунистическим путем. Другие слышали, что генерал-полковник Лёр по собственной воле перешел в подчинение поглавника. Братство по оружию между хорватами и немцами сохранится, что бы ни случилось. Другие, считавшие себя более информированными, рассказывали о предстоящих преобразованиях хорватского режима, в котором надо ожидать существенного усиления влияния архиепископа.
5 мая 1945 года штаб 15-го казачьего кавалерийского корпуса с генералом фон Паннвицем во главе находился в Вараждински, куда отошел под натиском партизан. Здесь майор подробно проинформировал генерала обо всех переговорах, проведенных им в Загребе, в целом, не давших твердого результата. Все оставалось неопределенным и размытым.
Но уже начали воплощаться новые планы. Паннвиц надеялся на что-то от установления контакта с британским фельдмаршалом Александером, который во время Гражданской войны в России по поручению английского правительства принял командование над Балтийским ландсвером, когда предпринималась попытка вытеснить большевиков из Прибалтики. Полковник фон Рентельн из казачьего корпуса, исполнявший обязанности офицера связи при атаманском штабе, был в это время адъютантом при Александере. В командовании корпуса многого ожидали от этого человека, который теперь вместе с ротмистром графом Кунатой Коттулински, братом упоминавшегося Рудольфа Коттулински, направлялся к англичанам. Кто мог лучше привлечь фельдмаршала на сторону казачьего дела, как не его старый соратник фон Рентельн! 7 мая, когда было объявлено о прекращении огня с западными державами, а также получено известие о том, что хорватское правительство покинуло Загреб и отправилось в неизвестном направлении, полковник фон Рентельн и ротмистр Коттулински выехали к британскому фельдмаршалу.
Уже на следующий день, 8 мая 1945 года одно событие стало опережать другое. Народно-освободительная армия под конец войны хотела подготовить Тито еще один подарок и заставить казачий кавалерийский корпус сложить оружие еще на территории Югославии. Теперь штаб корпуса должен был предпринять все, чтобы в последний момент не попасть в руки титовцев. В штаб-квартире, находившейся в то время в Иванече, были немедленно предприняты все приготовления, чтобы покинуть этот населенный пункт.
Немногочисленные машины с вооруженными экипажами составили конвой, который прорывался через Тракоскан на Виндиш-Файстриц Офицеры и солдаты сидели в машинах на корточках, держа автоматы на коленях, а пальцы - на спусковых крючках. Все взгляды были сосредоточены на окружающих склонах гор, лесах и полях.
Майор цу Эльц вел свой автомобиль перед машиной генерала и чувствовал себя ответственным за его личную безопасность. Вечером доехали до Виндиш-Файстрица и разместились на ночевку в замке графа фон Аттемса. Связисты штаба устанавливали необходимую телефонную связь, что пока им не составляло большого труда, так как гражданская телефонная сеть еще не была повреждена.
Около полуночи пришло сообщение, что Германия капитулировала теперь и перед Советским Союзом. Тем не менее, корпус должен был предпринять все, что было в его силах, чтобы достичь территории Германского рейха. Вдруг раздался телефонный звонок. Аппарат в комнате майора цу Эльца был соединен с телефоном в соседнем помещении, где расположился генерал фон Паннвиц. Эльц поднял трубку и не поверил своим ушам, когда на другом конце провода представился генерал Народно-освободительной армии Югославии. Торопливым движением Паннвиц дал знак выслушать.
Говоривший на другом конце потребовал к телефону генерала фон Паннвица. Короткого взгляда на Паннвица майору хватило, чтобы понять, что разговор Эльц должен вести сам. Югославский генерал, свободно говоривший по-немецки с легким сербо-хорватским акцентом, высказал свои ожидания, что немецкая сторона незамедлительно начнет придерживаться всех условий капитуляции, предъявленных немецким сухопутным войскам. В любом случае, все дальнейшие перемещения войск запрещаются.
Югославский офицер буквально заявил следующее: «Имейте в виду, что в случае, если вы не будете придерживаться условий капитуляции, войска Народно-освободительной армии Югославии имеют приказ действовать против вас беспощадно».
Майор цу Эльц заметил, как в нем постепенно нарастает холодная ярость. Не спросив разрешения у генерала фон Паннвица, он ответил говорившему с ним, имени которого он не разобрал, что 15-му казачьему кавалерийскому корпусу до сих пор ничего не известно об общей капитуляции, а, кроме того, он не намерен сдаваться каким-то бандитам и разбойникам. Корпус также не слышал от командования своей группы армий ничего, чтобы противоречило такому мнению. Поэтому казаки преисполнены решимости, не поддаваясь никаким влияниям и угрозам с югославской стороны, продолжать марш. Если партизаны попытаются этому помешать, то на эту акцию будет дан ответ жесткими ударами.
Голос майора на этих словах просто срывался, лицо налилось краской, он с силой бросил трубку на аппарат. Паннвиц все слышал, но по его виду нельзя было понять, что он об этом думает. Позже у обоих офицеров появилась догадка, что партизанский генерал, очевидно, звонил из штаба немецкой группы армий «Е», который в этот момент капитулировал. Только этим можно объяснить, откуда партизанам стало известно о телефонной связи с казачьим штабом.
После телефонного разговора с югославским партизанским генералом о продолжении ночного отдыха нельзя было и думать. Было принято решение, выступать немедленно. С затемненными фарами маленькая колонна машин продолжила движение. Все сознавали, что сейчас требуется чрезвычайная осторожность. В любой момент могло произойти нападение партизан.
Майор цу Эльц запасся достаточным количеством патронов к автомату и ручными гранатами. Он решил продать свою жизнь как можно дороже. Но, несмотря на все ожидания, поездка прошла без происшествий. Когда конвой на рассвете достиг дороги Цилли - Унтердраубург, возникли проблемы другого рода. Здесь служащим казачьего штаба открылась неописуемая картина. Все рода войск устроили здесь свидание, - машины частей отступавшей армии стояли бампер к бамперу. Вперед уже никто не продвигался. Все сбились в одну огромную кучу.
По обе стороны дороги громоздилось выброшенное военное имущество. То, что так ценилось на фронте, теперь стало ненужным балластом. Вермахт, СС, хорватские части, тыловые части, вели теперь что-то вроде своей последней борьбы, между собой, друг с другом.
Угроза применить оружие давала некоторое преимущество, чтобы продвинуться на несколько метров. Другие свирепо в придорожные канавы опрокидывали машины, загораживавшие им дальнейшее движение. Царила полная неразбериха. Некоторые служащие учреждений, за всю войну ни разу не видевшие фронта, держали себя особенно важно. Они то и дело совали полевым жандармам, тщетно пытавшимся навести хоть какой-нибудь порядок, какие-то бумаги или специальные пропуска. Множество их машин было наполнено тем, что они нахватали на армейских складах.
Повсюду наблюдался полный развал дисциплины. Даже на тяжелораненых уже не обращали внимания. Их зажатые в толпе машины стояли целыми часами. Никто не пытался им помочь. Даже офицеры равнодушно отворачивали лица. Фронтовое товарищество, укреплявшееся долгие годы войны, пропало, и казалось, никто этого не замечал.
Майор граф цу Эльц и другие казачьи офицеры едва могли сдерживать свой гнев. Майор рванулся вперед, схватил одного из полевых жандармов и вместе с ним пытался навести минимальный порядок в колоннах. В качестве первой меры он потребовал создать из пассажиров всех машин мелкие группы для восстановления дисциплины. Резким приказным тоном, воинственным видом и многозначительной угрозой применить автомат, казачьим офицерам удалось заткнуть дико кричащие глотки, и заставить замолчать некоторых наглецов. Постепенно это оказало свое действие.
Начали с того, что освободили одну сторону дороги для проезда машин с ранеными. Только после этого получили разрешение на дальнейшее движение остальные грузовики и вездеходы. Так, наконец, удалось, привести в движение всю колонну, стоявшую на дороге. Хотя некоторые машины могли ехать слишком медленно, тем не менее, колонна за колонной приближались к своей цели.
В 15 километрах от австрийской границы гремел тяжелый бой, который вела 1-я казачья дивизия с партизанами, не дававшими ее перейти. Но машины все же невредимыми миновали опасную зону и прибыли в Лавамюнд. Здесь немедленно было принято решение, установить контакт с британской армией, которая по имеющейся информации должна была находиться в районе Клагенфурта.
Генерал фон Паннвиц поспешил теперь написать письмо неизвестному командующему английской армией. Вот содержание этого письма, написанного 9 мая 1945 года:
«Уважаемый господин генерал! Майор граф цу Эльц направлен к Вам по моему распоряжению, чтобы вручить в Ваши руки, и, таким образом, в руки Западных держав, судьбы остатков двух народов. 25 лет казаки и калмыки в землях между Каспийским и Черным морями защищали свою свободу от большевизма, и большая их часть погибла в ссылке на севере Советского Союза.
Остатки этих народов в 1942-1943 годах вместе с немецкими войсками, с женами и детьми покинули свою родину и находятся сейчас, если речь идет о годных к военной службе мужчинах, в рядах моего корпуса. Женщины, дети и не годные к военной службе мужчины были размещены частично в Германии, частично в Верхней Италии. Капитуляция перед красной армией будет иметь для казаков и калмыков ужасные последствия, так как правительство Советского Союза неоднократно угрожало уничтожить оба этих народа.
Немецкий народ проиграл эту войну и теперь его постигнет судьба побежденных. Казаки и калмыки были союзниками Германии только в отдельной борьбе с большевизмом. Они боролись против формы государства, которая казалась им невыносимой, а не по какой-либо другой причине. Исходя из этого, предвидя развитие событий, я направил многих офицеров в союзные командные инстанции, чтобы пробудить у Западных держав интерес к остаткам двух этих малых народов, которые боролись ни за что другое, кроме своей политической свободы.
Поэтому я прошу, не ради своего интереса и не ради интереса немецкого кадрового состава и офицеров корпуса, выслушать майора графа цу Эльца. Если в связи с этим в интересах подчиненных мне представителей народов я должен предоставить Вам дополнительную информацию, то прошу Вас определить место и время. Одновременно я полагаю дать заверение, что казачий кавалерийский корпус, пока я им лично командую, дисциплинированно стоит за мной и последует любому отданному мной приказу, так как и я сам всем своим сердцем стою за этот несчастный народ.
Подписано: фон Паннвиц, генерал-лейтенант».
После того, как Паннвиц вручил это письмо майору, и пожелал ему счастья в выполнении его миссии, от которой так много зависело, офицер в сопровождении своего водителя Беренса и денщика Канца отправился в трудную поездку. Она сначала вела их в Фёлькермаркт, но, когда они по дороге получили предупреждение, что партизаны Тито уже захватили там много машин и похитили пассажиров, немецкий офицер решил повернуть на Гриффен, чтобы в обход Фёлькермаркта добраться до Клагенфурта.